1) (2) Заповедная нехоженность Ферапонтова межозерья, пряный дух разомлевших боров и хрусткая настороженность под их сомкнувшимися кронами, где далеко слыхать, как стремительно возносится, шуршит коготками по сухому корью осторожная белка или как трепещет крыльями стрекоза над фиолетовой свечкой кипрея, — это тихое общение с птахами, травами и родной землёй отрешало живописца от расслабляющей повседневности, очищало и возвышало душу, звало куда-то ввысь и заодно собирало воедино, копило в нём слабеющие силы для очередного бессмертного творения.

2) (4) Растирает в щепотке мелки и глины, крошит пестиком известняки и цветные камушки, подобранные на перекатах, толчёт их в порошок в походной ступе, а потом замешивает в плошке на ключевой воде, пачкает цветной кашицей припасённые дощечки. (5) И долго глядит сощурясь, примериваясь к полученному колеру.

3) (9) Любил тонкий художник мягкие, нежные тона, почти неощутимые переходы, от которых сладко благоговела, смягчалась современная ему человеческая душа, теплилась надеждой. (10) Розово-красный он укрощал до лёгкой розовости или малиновости, душную зелень смягчал до прозрачной овсяной зеленцы, а охру — до золотистой соломистости.

4) (27) Тут изощрённый человеческий ум спасовал, ничего не придумал, и всё, что касается творческого взлёта, осталось по-старому, как и при Дионисии: если хочешь чего достичь — иди и поклонись родной земле. (28) Всё остальное — от лукавого.

5) (24) Но, видно, искусство не терпит расслабленности, тем более сделок с совестью, порождающих леность душ и меркантильные помыслы. (25) Напротив, оно требует постоянного преодоления задуманного, способствуя, в свою очередь, преодолению художником самого себя и захватывая его одержимостью.